ГлавнаяМатеріалиСтаттіДжон Леннон. Популярная биография

Джон Леннон. Популярная биография

27 липня 2014 - Администратор

Сева Новгородцев.

«О!», октябрь, 1995.

Творческий путь Джона Леннона можно условно разделить на два периода: до 1967 года и после. До 1967 года – это учеба в школе, художественном училище, увлечение гитарой, подражание рок-н-ролльным кумирам, создание групп со школьными приятелями, выступление в Ливерпульском клубе Каверна, поездки в Гамбург, успех «Битлз» в Англии, международное признание, гастроли и так далее – и в этой веренице событий 1967 год проступает водоразделом, ибо именно тогда из коллективного битловского «мы» начинает отчетливо проступать индивидуальное «Я» Джона Леннона. К этому времени недовольство коммерческой круговертью, в которую группа невольно была затянута, уже выразилось, с одной стороны, в отказе «Битлз» от концертных выступлений, а с другой – в их попытках самопознания и увлечении восточным (мистицизмом. У Леннона желание уйти от развлекательности к созданию чего-то настоящего, серьезного, было, пожалуй, сильнее, чем у остальных – и именно с 1967 года в шелухе газетных скандалов и бракоразводных новостей на сцене и появляется наш герой, упрямо идущий к неведомой цели. Немалую роль в осознании Ленноном себя, в придании ему веры в свои интуитивные побуждения сыграла Йоко Оно. С нее, пожалуй, мы и начнем. Первая встреча произошла в конце 66 года в лондонской художественной галерее Индика, где Йоко выставляла свое концептуальное искусство. На выставке демонстрировались записи падающего снега, «плакательная машина», источавшая слезы при опускании в нее монеты, а также устройство, в котором предметы могли исчезать, и т.д. По признанию самой Йоко Оно, то, что Леннон был к тому времени богатым и известным, для нее значения не имело: «Я была концептуальной художницей, – говорит она, – поп музыка меня не интересовала, Битломания и рок-н-ролл обошли меня стороной». Леннона, с другой стороны, как магнитом тянуло в высокие искусства.

Вскоре после первой встречи Йоко послала Джону экземпляр своей маленькой книжки «Грейпфрут». Она была полна всяких придумок, которые у обыкновенного человека ничего, кроме возмущения не вызывали, такие, например, рецепты: «прорежьте дырку в мешке с семенами и повесьте его на ветру». Джон читал эту книгу перед сном, его жена, лежавшая рядом, поинтересовалась. «А! – ответил Джон, – это чокнутая художница прислала». Никто не мог предположить тогда, что спустя два года эта самая чокнутая художница перевернет жизнь обоих супругов, и Джон Леннон напишет в предисловии к повторному тиражу: «Здравствуйте, меня зовут Джон Леннон, я хочу познакомить вас с Йоко Оно».

Не надо забывать, что в 1966 году Джон был одним из самых знаменитых людей в мире, женщины буквально бросались ему на шею, и при его темпераменте не всегда удавалось устоять перед соблазном, однако на его отношении к жене это не сказывалось никак. Однажды, в начале 1967 года, как-то дома, после обеда, когда Синтия мыла посуду, Джон подошел к ней и, обняв ее за талию, произнес: «Син, – сказал он, – хочу тебе во всем признаться: у меня были сотни женщин на стороне». Но сказал он это так искренне и нежно, что жена его расплакалась и тут же все простила.

Трещина в семейной жизни скорее вызывалась пристрастием Джона сначала к марихуане и гашишу, а затем к галлюциногенным препаратам, в частности к ЛСД. ЛСД уводил в Зазеркалье жизни, в реальность, существовавшую только в воображении принимавшего. Кислоту, конечно, принимали и потом, но ЛСД был наркотиком 60-х, когда процветала психоделия, лозунги «Власть Цветам!», мини-юбки, стремление к личной свободе, любви и миру. Дух этого времени как нельзя лучше выразила пластинка «Битлз» «Сержант Пеппер». Одна из песен на пластинке навеяна рисунком сына Джона – Джулиана, который изобразил свою школьную подругу Люси, летающей по небу. Из этого эпизода родилась песня, некий поток наркотического сознания, под названием «Люси В Небесах С Алмазами – Lucy In The Sky With Diamonds», или, как догадливые люди сократили, LSD.

Тем временем Йоко Оно не забывала своего нового знакомого: ежедневно почта приносила от нее очередную открытку с загадочными посланиями типа: «Танцуйте» или: «Дышите», или: «Смотрите На Ночные Огни До Зари». Это был период, когда все четверо «Битлз» искали иные горизонты: группа перестала гастролировать, и после альбома «Сержант Пеппер» надо было намечать новые музыкальные и идейные рубежи. В это время Джорж Харрисон увлекся восточным мистицизмом. Заинтригованный Джон Леннон вместе с Синтией посетил лондонский отель Хилтон, лекцию Махариши Махеш Йоги по трансцедентальной медитации. Дальше – больше. В конце августа 1967 года уже все четверо отправились в Северный Уэльс на выходные, там проходил семинар Махариши по медитации. Вместе с «Битлз» туда должен был приехать и их менеджер, Брайен Эпштейн. Всего за день до поездки он неожиданно умер, официально – от передозировки снотворным. Смерть Эпштейна стала поворотным моментом в истории «Битлз» – исчезла организующая и объединяющая их сила, ушел человек, пользовавшийся авторитетом и доверием. В своем интервью Леннон сказал тогда: «Перед смертью Брайена у нас были кое-какие планы: записать пластинку, выступить по телевидению, снять картину, но встреча с Махариши изменила наши мысли, а смерть Брайена их полностью перевернула. Мы хотим теперь уехать в Индию на пару месяцев, чтоб серьезно изучать трансцендентальную медитацию».

В начале 1968 года все четверо «Битлз» в женами вылетели в Индию, в город Ришекеш, в академию медитации Махариши. Первым же положительным результатом стало то, что ребята полностью перестали употреблять наркотики. Джон вставал на рассвете, медитировал по восемь часов в день, по вечерам писал музыку. Однако процесс самоуглубления странным образом отдалял его от повседневной реальности, отношения с Синтией стали какими-то абстрактным, а вскоре он вообще перебрался жить в отдельную комнату.

Каждый день Джон исчезал на утренние прогулки, и на все просьбы Синтии взять ее с собой отвечал отказом. Как выяснилось впоследствии, Джон ходил на почту, где каждый день его ждали открытка или письмо от Йоко.

Разочаровавшись, с одной стороны, в личности Махареш Йоги – но не в его методах, а с другой стороны, быть может, тайно подстегиваемый желанием увидеть автора писем и открыток, Джон решил вернуться в Лондон на две недели раньше Джон в индии намеченного срока. Вскоре после возвращения домой он, сославшись на занятость и необходимость побыть одному для подготовки материала новой пластинки, предложил Синтии с друзьями поехать в Грецию, отдохнуть.

Школьный приятель Леннона, Пит Шоттон, который во время отъезда Синтии жил у него в гостях, вспоминает, что в последний вечер перед возвращением жены Джон вдруг позвонил Йоко в Лондон, пригласил ее в гости и послал за ней свой Роллс-ройс. И Джон и Йоко поначалу очень нервничали, несколько часов они просидели в гостиной за разговорами о жизни, искусстве и своем предназначении затем Джон пригласил Йоко наверх, в свою студию звукозаписи. Леннон давно экспериментировал со звуками его тогда занимали различные электронные эффекты, Йоко же интересовалась возможностями человеческого голоса и использованием его за пределами обычного пения Несколько часов они импровизировали, записывая и смешивая различные звуки, накладывая на них голос Назвали они это все «Незаконченной Музыкой». По словам Йоко, слушатель в своем воображении добавляет к ней или убирает, что ему хочется, в этом и есть ее смысл. Йоко Оно ее артистическая раскованность и рискованность произвели в ту ночь на Джона неизгладимое впечатление «Я понял тогда, – признался он впоследствии, – что моему браку с Синтией пришел конец». Под утро, на заре, между Джоном и Йоко произошло неизбежное – назавтра они проснулись в одной постели.

На следующий день к обеду из Греции вернулась Синтия с друзьями. Дом был странно пуст, занавески задернуть задняя дверь открыта настежь. Побегав по многочисленным комнатам дома, Синтия в конце концов увидела Джона, сидевшего в халате с кружкой чая в руках. Напротив него спиной к дверям сидела Йоко. Ее ниспадающие черные волосы покрывали спинку стул. Наступило неловкое молчание. «Привет», – наконец спокойно, сказал Джон, – и Синтия, желая как-то разрядить обстановку сказала: «Мы позавтракали в Греции, пообедали в Риме, а теперь у нас идея – всем вместе поужинать в Лондоне!» «Не хочу, – задумчиво ответил Джон, – спасибо». В это время Йоко, одетая в черное шелковое кимоно, повернулась и посмотрела Синтии глаза, и от этого уверенного взгляда ей стало настолько не по себе, что она собрала вещи и тут же покинула дом.

Через три дня Синтия вернулась, и Джон встретил ее как ни в чем не бывало. «Не понимаю, зачем ты уехала, – сказа он, – у нас с Йоко чисто интеллектуальные отношения, мы ею ночь просто возились с записями». Однако, несмотря, а все заверения и наладившуюся на несколько недель супружескую жизнь, Синтия понимала, что брак ее под грозой. Она даже сказала Джону: «У тебя с Йоко много общего. Ты можешь говорить о ней что угодно – что она сумасшедшая, что она чокнутая художница, – но вокруг нee какое-то биополе, которое на тебя воздействует». Через несколько недель Синтия со своей матерью и с Джулианом уезжала в Италию. Семейная жизнь будто бы наладилась, и волноваться было вроде не из-за чего. Джон в день отъезда нервничал, как бы предчувствуя что-то неминуемое. О перемене в своей жизни Синтия узнала из итальянских газет, поместивших фотографию Джона и Йоко на премьере пьесы Джона Леннона «In His Own Write», которые, как писала газета, «были теперь неразлучны».

На следующий день в Италию по поручению Джона 1рибыл один из общих друзей, сообщивший Синтии, что Джон начинает против нее бракоразводный процесс. В 1968 году развод в Англии был делом относительно нелегким – нужно было доказать в суде, фактически, измену одного из супругов. Совместные появления Джона и Йоко на людях в глазах закона еще не были доказательством. Только 25 октября 1968 года, когда они объявили, что к февралю ожидают появления ребенка, физическая сторона дела была решена. 8 ноября Синтии была присуждена единовременная сумма в 100 тысяч фунтов стерлингов, кроме того, Джон согласился оплачивать частную школу сына и оставил жене дом в обмен на лондонскую квартиру тещи. Синтия впоследствии вышла замуж за итальянца, Роберто Тассатини, владельца того самого отеля, в котором она узнала о своем разводе, но этот брак, так же как и последующий – с ливерпульским инженером-электриком (Джоном Твистом – окончился разводом. «Я всегда буду Любить Джона», – призналась впоследствии Синтия. Ее отношения с Йоко были, естественно, напряженными, Однако несколько лет спустя она заметила: «Это была встреча родственных душ, и с этим ничего было нельзя поделать».

Имя «Йоко» значит « Дитя Океана». Йоко Оно родилась 18 февраля 1933 года в Токио. Отец ее закончил Токийский Университет со степенями по математике и экономике, но до начала своей банковской карьеры он был пианистом. Аристократическая мать Йоко – родом из богатой семьи, и девочка выросла под и гувернанток. Свое увлечение искусством Йоко рассматривает как реакцию на материнское поклонение материальным ценностям и богатству. Несмотря на это, по собственному признанию, от бедности она не страдала никогда, и богатые люди, как таковые, ее не интересовали. Первый муж ее был японец, затем она была замужем за американским джазовым музыкантом и кинопродюсером Антони Коксом, от этого брака у нее в 1963 году родилась дочь Киоки. К моменту встречи с Ленноном брак этот был еще в силе.

Параллельно со всеми этими личными драмами, происходил целый водопад событий: после смерти Брайена Эпштейна «Битлз» решили организовать фирму Apple. Она была задумана как организация по поощрению новых талантов, в частности, одной из первых успешных пластинок новой фирмы стала Those Were The Days – «To Были Дни» в исполнении Мери Хопкин, песня, известная в русском варианте как «Дорогой длинною». В этот период Леннон по вполне понятным нам личным причинам держался в стороне, и роль руководителя взял на себя Пол Маккартни. Именно на совести Маккартни лежит неудачный телефильм Magical Mystery Tour – «Волшебное Загадочное Путешествие». Картина эта стала первым провалом «Битлз», а в Америке она даже не вышла на экраны. Джон был недоволен фильмом, недоволен был и тем, что на его постановку было истрачено 75 тысяч фунтов. «Это, – сказал тогда Джон, – самое дорогое домашнее кино в истории». В отношениях Маккартни и Леннона наметились первые трещины.

Летом 1968 года «Битлз» приступили к записи «Белого Альбома». В него вошли, в основном, песни, написанные в Индии. На этих записях Джон нарушил жесткое неписаное правило, издавна существовавшее в группе: женщин в студию не водить. На записи «Битлз» вообще попасть было практически невозможно, даже доверенных людей часто не пускали, новый материал показывали только в законченном виде. И вот теперь рядом с Джоном каждый день в студии сидела Йоко, да не просто сидела, а делала замечания, высказывала предложения, участвовала, так сказать, в творческом процессе. До сих пор это было – святая святых. Лишь самим четверым участникам, да разве еще продюсеру Джоржу Мартину позволена была такая высокая привилегия.

О серьезности намерений Джона по отношению к Йоко можно было догадаться по песне «Джулия», посвященной его матери, в которой он говорит: Ocean child calls me – «Дитя океана зовет меня» Эту песню он написал еще в индии, когда регулярно ходил на почту за Йокиными письмами.

Как остальные трое, так и верные идеям «Битлз» сотрудники восприняли это японское нашествие без особенного энтузиазма и сердечности. «Я им этого никогда не смогу простить, – сказал впоследствии Джон, – они по-сволочному отнеслись к Йоко, зная, как много это значило для меня».

Летом 1968 года записывался «Белый Альбом» «Битлз». Джон, по общему мнению, начал вести себя странно, как поется в известной песне, он «друзей на бабу променял». Действительно, Джон всячески подчеркивал свою неразрывность с Йоко, полное физическое, духовное и творческое слияние с ней. Он даже начал зачесывать волосы на прямой пробор, как у Йоко. В то время Йоко была беременна, в ноябре она попала в больницу, у нее случился выкидыш. Джон наотрез отказался из больницы уходить, и когда администрация не разрешила поставить в отдельной палате Йоко вторую койку, он спал на полу. Тогда же, в ноябре, шел бракоразводный процесс Джона, тогда же Джон публично отрекся от своего учителя медитации, Махариши Махеш Йоги. Выходки Джона, вроде поездки в Ковентри, в 160 километрах от Лондона, с тем, чтобы посадить там на территории кафедрального собора два желудя во имя мира, один – головкой на восток, другой – на запад (что также символизировало и его с Йоко) – все это создавало некоторую общественную к нему враждебность, и уж, конечно, горячие патриоты, которых везде хватает, не могли понять – как это Джон Леннон мог бросить свою миловидную добропорядочную английскую жену ради какой-то безумной японской художницы, которая к тому же еще старше его на семь лет.

Все это, видимо, как-то отразилось и на отношении к нему властей: однажды вечером в дверь квартиры в доме 34 на площади Монтагю Сквер в Лондоне постучали. За дверями стояла опергруппа полицейских с овчарками – ищейками и ордером на обыск. Пока Джон вызывал по телефону своего адвоката, обыск начался. В конце концов нашли, что искали: 219 зернышек конопли индийской, именуемой в народе, вульгарно, марихуаною. Был суд, и несмотря на то, что дело кончилось всего лишь денежным штрафом в 150 фунтов плюс двадцать гиней судебных издержек, на Джоне повисла судимость, стоившая ему потом много крови при получении американской визы и прописки.

В начале января 1969 года четверка «Битлз» и неотлучная Йоко приступили к выполнению своих контрактных обязательств: записи альбома Let It Be и одновременно с этим – к киносъемкам этих записей. Пластинка, как мы знаем, была записана и вышла, был сделан также и фильм. Наблюдательный зритель мог уже углядеть в нем некоторую холодность отношений и отчужденность внутри группы. Фильм заканчивается двадцатиминутным концертом, который «Битлз» дали на крыше здания своей фирмы Apple. По окончанию его Джон произнес фразу, прозвучавшую как эпитафия: «От имени участников группы и от нас лично я хотел бы поблагодарить вас всех, надеюсь, что мы прослушивание прошли». Любопытно, что первой успешной пластинкой фирмы Apple стала песня Hey Jude, адресованная маленькому Джулиану. Пол Маккартни сочинил ее во время размолвки Джона с Синтией, когда, как старый приятель, ездил утешать ее в трудную минуту.

Тем временем фирма Apple, несмотря на успешную продажу пластинок «Битлз», была в плачевном деловом состоянии – отчасти потому, что ребята после смерти Брайена Эпштейна решили, что они могут и сами управлять делами. Финансовые потери были еще не самым неприятным во всей этой истории – за суматохой разных дел на музыку оставалось все меньше времени, и вот, когда директора Apple собрались на совещание, Пол Маккартни предложил несколько проектов – например, концерт в римском амфитеатре в Северной Африке, либо – круиз вокруг света на большом лайнере, на котором «Битлз» играли бы по вечерам. Джон ни о чем таком и слышать не хотел. «Все это ерунда, – заявил он, – я не собирался вам говорить, но теперь скажу: я разбиваю группу, скажу более – чувство это приятное, как будто получил развод». От таких слов у всех, как говорится, челюсти отпали, никто не знал, что и сказать. Решено было подождать пару месяцев, но за это время ничего не изменилось. Освободившись, таким образом, от прошлого, Джон с головой погрузился в свои дела: на Рождество 1968 года движение неофициальных художников устроило в Лондоне, в Королевском Альберт-Холле, вечер под названием «Алхимическая Свадьба». Джон и Йоко выступили там в огромном белом мешке. От перемещения его содержимого мешок менял формы, на него проектировались диапозитивы. Тогда же вышел альбом Two Virgins, Unfinished Music No 1 – «Две Девственности, Неоконченная Музыка № I». Это были те самые звуковые эксперименты, которые Джон и Йоко записали в первую ночь их близкого знакомства. На конверте пластинки Джон решил поместить фотографию: он сам и Йоко в голом виде, даже без фиговых листков (снимок был сделан с автоспуском).

Фирма EMI – в то время крупнейшая в Великобритании – занималась распространением пластинок «Битлз», и ее президент, сэр Джозеф Локвуд, пригласил к себе Джона и Йоко. С ними пошел и Маккартни – он действовал в качестве дипломата. После того, как фотографии были выложены на стол, Джон спросил сэра Джозефа: «Ну как, Вы шокированы?» – «Нет, – ответил президент компании, – я видел картинки и похуже». – «А, – ответил Джон Леннон, – тогда все в порядке?» – «Нет, не все в порядке, – сказал сэр Джозеф, – меня не беспокоят богатые бездельники, которые повсюду ходят за вами, но подумайте о своих родителях или молодых поклонницах – подумайте, какой это вам вред нанесет, и чего вы добьетесь?» – «Это искусство», – сказала Йоко Оно. «Ну, уж если это искусство, – ответил сэр Джозеф, – то я бы поместил на обложку обнаженные тела попривлекательнее, вот хотя бы господина Маккартни, он раздетый выглядел бы, мне кажется, лучше, чем вы». Далее разговор продолжался в том же духе, пока, наконец, не был выработан компромисс – фирма EMI согласилась отпечатать пластинку, но отказалась ее продавать. Компания Apple должна была сама заниматься распространением и продажей. Впоследствии сэр Джозеф с некоторым удовлетворением отметил, что тысячи экземпляров этой пластинки, вывезенные на экспорт, были арестованы и конфискованы таможенными властями. И в Англии и в Америке пластинка оказалась полным провалом – как у критиков, так и у публики. Джон оставался непоколебим, считая ее важным событием: «Это была наша декларация», – сказал он.

В сентябре 1969 года организаторы рок-концерта в Торонто обратились к Джону и Йоко с просьбой выступить, и Джон собрал группу для выступления в последний момент, менее чем за сутки до выхода на сцену. Эрик Клэптон вспоминает, как ему позвонил Джон Леннон: «Мы тут завтра выступаем в Торонто, не хочешь с нами поехать?» К ним присоединился еще Клаус Форман, старый приятель Джона по гамбургскому периоду. Репетировать пришлось по пути в Канаду в самолете, именно тогда Джон сказал Клэптону и Форману, что «Битлз» закончили свое существование.

Тем временем Пол Маккартни выпустил свой первый сольный альбом под названием «Маккартни». Для журналистов был подготовлен специальный пресс-бюллетень, содержавший 40 вопросов и ответов, по прочтении которого не оставалось никаких сомнений в том, что Пол Маккартни группу «Битлз» покинул. Получалось таким образом, что Маккартни первым публично заявил о своем уходе и этим как бы Леннона опередил. Реакция Джона на все это была типично ленноновская: он позвонил в газету знакомому журналисту и продиктовал короткую статью. «В прошлый четверг мне позвонил Пол и сказал: «Я тоже ухожу из Битлз». Мне приятно было с ним поговорить, я был рад узнать, что он все еще жив. А что касается ухода, так это он не сам ушел, я его уволил».

12 марта 1969 года Маккартни женился на Линде Истман, фотографе из Нью-Йорка. Ни один из участников «Битлз» на свадьбу не был приглашен. Разногласия еще более усугубились после того как, Джон, Джорж и Ринго по совету Мика Джаггера пригласили американского адвоката Алана Кляйна вести дела фирмы Apple. Пол Маккартни голосовал против, но он оказался в меньшинстве, и Алан Кляйн принялся ворочать делами. Свои личные деловые интересы Маккартни поручил тестю, адвокату Ли Истману. История показала, что Маккартни в этом смысле оказался прав. В конце 1970-го года Пол Маккартни затеял судебный иск о расформировании «Битлз» и разделе собственности, и по решению Верховного суда от 12 марта 1971 года «Битлз» как исполнительская группа перестали существовать.

Но вернемся к 1969 году, ибо тогда произошли события, сыгравшие роль в личном становлении Джона Леннона.

В феврале 1969 года Йоко, наконец, развелась со своим вторым мужем Антони Коксом, и Джон и Йоко стали планировать свою свадьбу. Йоко полушутя – полусерьезно сказала : «Я не хочу быть миссис Леннон, ты бы, например, хотел стать мистером Джоном Оно?» – «Действительно, проходила в британском консульстве, но новобрачные провели в Гибралтаре всего один час десять минут, вернувшись в тот же день в Париж.

Несколько дней спустя супруги были в Амстердаме, где поселились в отеле Хилтон. Здесь, в президентском люксе, они провели неделю в постели в белых пижамах, сюда же они пригласили в гости представителей всей мировой прессы. Названо все это было «лежачей демонстрацией борьбы за мир». Ввиду сенсационности события все газеты откликнулись на него, и по широте охвата и эффективности трудно было вообразить себе более действенную пропаганду идеи мира. Возле постели висели транспаранты с надписями ДЖОН ЛЮБИТ ЙОКО, ЙОКО ЛЮБИТ ДЖОНА. Действительно, отношения между Джоном и Йоко были любящими и очень трогательными – например, обручальное кольцо Йоко соскальзывало у нее с пальца, и пока кольцо уменьшали в размере, Джон, не желая видеть супругу необученной, нарисовал ей временное обручальное кольцо чернилами на пальце.

В течение всей этой недели Джон и Йоко беспрестанно давали интервью и разъясняли свою позицию. «Мы готовы, – сказал тогда Джон, – стать клоунами перед всем миром, если только это поможет распространить идею мира. О мире много говорят, но мало делают. Мы ни на кого не указываем пальцем. Борьба идет в умах людей. Во всех нас есть и Христос и Гитлер, мы просто пытаемся послание Христа сделать современным, мы хотим, чтобы Христос победил. Что бы Он сделал, если бы в его распоряжении согласился Джон, – это несправедливо». Леннону давно не нравилось свое второе имя Уинстон, оно естественно вызывало ассоциации с Черчиллем и британской высшей кастой, поэтому решили, что, во-первых, Йоко сохраняет свою фамилию и имя, а, во-вторых, Джон становится Джоном Оно Ленноном. Выяснилось, однако, что хотя Джон может присовокупить имя Оно, но Уинстон будет по-прежнему в его документах, и хотя впоследствии Джон повсюду подписывался только как Джон Оно Леннон, в американских иммиграционных документах в период с 1972 по 1976 год он проходит как Джон Уинстон Оно Леннон. То же случилось и с Йоко Оно: несмотря на то, что она известна под своим именем, по документам она – Йоко Оно Леннон. Свадьба была необычной, но очень романтичной: март 1969 года провели в Париже, это был медовый месяц, а затем специальным самолетом вылетели в Гибралтар для регистрации брака. Жених и невеста были во всем белом, в белых теннисных тапочках. Регистрация была реклама, пластинки, фильмы, телевидение и газеты? Чудо сегодняшнего дня – это средства коммуникации, давайте же использовать их!» Кроме того, продолжая свою кампанию, начатую в кафедральном соборе Ковентри, Джон и Йоко разослали премьер-министрам всех стран по паре желудей с тем, чтобы те посадили желуди во имя мира. Свою компанию Джон и Йоко хотели также провести и в Соединенных Штатах, в то время выполнявших свой интернациональный долг во Вьетнаме, но американские власти отказались выдать въездную визу в связи с недавней судимостью Джона по наркотикам. Пришлось ехать в Монреаль и оттуда по телефону давать буквально сотни интервью. «Мы не надеемся, – сказал тогда Джон, – что премьер-министры, короли и королевы мира внезапно изменят свою политику из-за того, что Джон и Йоко сказали МИР ВАМ, БРАТЬЯ. Мы обращаемся к молодежи, она – это будущее. Если нам удастся научить молодых ненасильственному мышлению, мы будем довольны».

Стратегией ленноновского мирного наступления было постоянное действие. По его собственному признанию, создание сенсаций в прессе было одним из главных методов. И вот, после Амстердама и Монреаля Джон вспомнил о своем ордене Кавалера Британской Империи, которым лейбористское правительство наградило всех четырех участников «Битлз» в 1965-м году. Джону всегда казалось, что «Битлз», принимая этот орден, как бы продавались истэблишменту. Теперь, спустя четыре года, он решил отказаться от этой почетной правительственной награды: запечатал орден в конверт и отправил его Британской Королеве, сопроводив следующим письмом: «Ваше Величество, я возвращаю этот орден Кавалера Британской Империи в знак протеста против вмешательства Великобритании в Нигерии – Биафре, против нашей поддержки Америки во Вьетнаме, а также против того, что моя песня Cold Turkey опускается вниз в хит-параде недели». Копия письма была также отослана премьер-министру Гарольду Уильсону. Орден Джона хранился у его тетки Мими, которая его вырастила и воспитала, он лежал на почетном месте, на телевизоре. За орденом был послан шофер Джона, который поведал тетушке, что «господин Леннон просит на время свой орден». «Хорошо, – ответила Мими, – только передайте ему, пожалуйста, пусть он не забывает, что орден этот – мой, и пусть он его вернет». На следующий день о произошедшем Мими узнала из газет. «Если бы я знала, что ты собирался отослать его назад и этим оскорбить Королеву, только через мой труп ты бы получил его. Королева здесь ни при чем, зачем ты ставишь ее в идиотское положение?» Тетушка Мими была только началом: в печати и по радио прокатилась широкая волна возмущения антипатриотическим поступком Джона, но именно благодаря этой волне протеста удалось привлечь внимание народа к первопричине всего этого – к стремлению Леннона заставить людей взглянуть на международные конфликты с общечеловеческой позиции, а не с позиции фальшивого патриотизма или какой-нибудь идеологии. Что же касается самого звания Кавалера Британской Империи, то, несмотря на то, что орден был возвращен, звание за Ленноном все равно осталось, потому что рядовой гражданин не в силах отменить почести, оказанные ему его правительством и Королевой.

1968 и 1969 годы для Джона и Йоко были довольно бурными: уже упомянутая кампания борьбы за мир в двуспальных кроватях Амстердама и Монреаля, всевозможные авангардные художественные и кинопроекты, выпуск скандальных, но непопулярных пластинок с «неоконченной музыкой», судебное дело о хранении марихуаны, непрекращающиеся внутренние распри среди «Битлз», закончившиеся ссорой старых друзей и судебной тяжбой, бракоразводные процессы и, как результат, потеря детей, поскольку сын Леннона Джулиан остался на попечении Синтии, а дочь Йоко Оно, Кйоко, осталась с ее бывшим мужем Энтони Коксом. Если Джон Леннон, в общем, без особого труда мог видеться с Джулианом, то у Йоко дела обстояли хуже. Энтони Кокс, вообразив, что Йоко хочет выкрасть у него дочь, увез ее куда-то в Америку и адреса своего не сообщал.

В середине 1970 года между Джоном и Йоко стали появляться первые признаки взаимного раздражения, что, в общем, было неудивительно – последние три с половиной года они провели бок о бок, не расставаясь ни на час. Как раз в это время Джону в руки попала книжка американского психиатра, доктора Артура Янова, под названием «Первородный крик. Лечение неврозов». Прочитав книгу, и Джон и Йоко уверовали в доктора Янова и в его систему, позвонили ему в Калифорнию и пригласили к себе в гости в поместье в графстве Баркшир, в котором они поселились за год до описываемых событий. Вкратце, теория доктора Янова состояла в том, что человек, вырастая, вырабатывает в себе систему защитных психологических слоев, и чтобы добраться до сердцевины личности пациента, ее надо оголить и очистить, как луковицу, признаваясь себе в собственных слабостях и недостатках, вспоминая трудности детства и проблемы во взаимоотношениях с родителями. Пациент при этом постепенно приходит к осознанию своего истинного «Я», возвращается к первородному состоянию. Короче, доктор Янов, проведя три недели в гостях у Оно-Леннонов, уехал, предложив им приехать в Институт в Калифорнию для продолжения курса. Метод оказался для Джона таким действенным, что он, не задумываясь, предложение принял и поехал в Калифорнию на четыре месяца. Произошедшее с ним за это время он впоследствии назвал «чем-то гораздо более важным в жизни, нежели Битлз». «Доктор Янов,-сказал Леннон, – научил меня чувствовать собственный страх и боль, научил меня управлять ими».

Система психоанализа доктора Янова, ее стремление докопаться до природной первопричины, освободиться от чешуи временных наслоений и напластований, оказала влияние на Леннона, и влияние это не могло не сказаться на его подходе к музыке. Два альбома, выпущенные им в это время -»John Lennon/Plastic Ono Band» (декабрь 1970 года) и следующий альбом «Imagine», выпущенный в октябре 1971-го, в музыкальном плане лишены были всякого украшательства и коммерческого благозвучия, которым особенно отличался последний альбом «Битлз». Звуковая палитра песен Леннона здесь скупа и сурова, как стены древних монастырей, а тематика их зачастую обращена в прошлое, в первые травматические переживания юности.

В 1970 году выражение «нет пророка в своем отечестве», в значительной степени относилась к Джону Леннону – какие бы внутренние трансформации он ни проходил, в какие бы эксперименты ни ударялся, для английской публики, на глазах которой он вырос, Леннон все равно оставался прежним ливерпульским парнем, другом Пола Маккартни, одним из «Битлз». Кроме того, к Йоко Оно в Англии отношение было если не враждебное, то, во всяком случае, сдержанное. Ко всему этому добавилось желание Йоко разыскать свою дочь, находившуюся, по слухам, в Нью-Йорке – короче, было решено поехать и посмотреть – как обстоят дела в городе «Желтого Дьявола». Здесь надо заметить, что в административном смысле после создания Европейского Сообщества въездные визы между странами-участницами были отменены, но вот Соединенные Штаты до сего дня сохраняют и свою систему виз и довольно мощный иммиграционный аппарат. Тогда, осенью 1971 года, Джон и Йоко прибыли в Нью Йорк по краткосрочно гостевой сроком на пять месяцев, но, осознавая, что приехали они, видимо, надолго, остановились не в отеле, сразу же купили небольшую двухкомнатную квартиру Гринвич Вилидж, артистическом районе Нью-Йорка – там, где Йоко некогда впервые приобщилась к художественном авангарду. В квартире, кроме пианино, мебели не был почти никакой: спали на полу, на матрасе, покрытом американским флагом. Одевались подчеркнуто просто – джинсы, футболки, свитера. Артистическая атмосфера Нью Йорка, с одной стороны, пришлась очень по душе Леннону, с другой стороны, хоть он был человеком известным и этих краях, общественного помешательства, как в Англии не было, и Джон мог относительно свободно ходить куда вздумается. По совету Боба Дилана, они купили себе велосипеды – для Гринвич Вилидж велосипед был лучшим средством передвижения. «Нью Йорк, – сказал тогда Леннон, – это сегодняшний Рим. Мне всегда нравилось жить в гуще событий. Если бы я жил в старые времена, я 6i предпочел Рим, Париж или Восток, но семидесятые год! принадлежат Америке».

Вскоре Джон и Йоко перезнакомились с местной художественной интеллигенцией, по большей части либеральной или даже левой. Они попали в водоворот новых людей, новых идей, новых событий. Жизнь в Нью Йорке позволяла Джону стать самим собой: по пятам за ним не следовали газетчики, он мог делать что хотел, не объясняя каждый свой шаг вездесущей прессе. Он игра джем-сейшэны с местными музыкантами и даже согласился стать звукорежиссером на записях местного хиппи, Дэвид Пила. Джон не только организовал запись пластинки, но и выпуск ее на Битловской фирме Apple.

За всем этим якшанием с левой интеллигенцией внимательно следили люди сверху, из правительств Никсона. Америка тогда воевала во Вьетнаме, и люди и окружения Леннона были одним из естественных идейны центров антивоенного протеста, что многим правительственным чиновникам, естественно, казалось непатриотичным. Поэтому, когда временная виза Джона и Йоко истекла в феврале 1972 года, их дальнейшее пребывание в Америке не всем показалось желательным. Выяснилось, что получение постоянной визы американской прописки, так называемой «зеленой карточки», могло быть затруднено, поскольку в качеств официального возражения иммиграционные власти могли выдвинуть судимость Джона за хранение наркотиков. Организация, которая с 1972 по 1976 год проводила последовательную антиленноновскую политику, называлась «Сенатский Подкомитет По Внутренней Безопасности». Сформирован он был в эпоху Маккарти, в 50-е годы, и каким-то образом уцелел в недрах Сената до семидесятых годов. Комитет этот получил докладную записку, в которой говорилось, что Джон Леннон, возможно, оказывает финансовую или какую-нибудь другую поддержку политической группировке, которая в 1968 году пыталась сорвать съезд демократической партии США, и что она снова попытается сорвать предстоящий съезд Республиканской Партии в 1972-м. Сенатор-республиканец от штата Южная Каролина, Сиром Турмо, направил Генеральному Прокурору США личное конфиденциальное письмо, в котором утверждал, что «левые политические группировки собираются использовать свою связь с Ленноном для организации рок-фестивалей с целью приобретения фондов на финансирование программы, направленной на свержение президента Никсона». Внизу сенатор приписал: «Можем ли мы не допустить его, т. е. Леннона, в страну?» В марте 1972 года, по истечении гостевой визы, иммиграционные власти предложили Джону покинуть Соединенные Штаты в течение двух месяцев, в противном случае ему угрожала депортация. С одной стороны, Джон и Йоко понимали, что власти на депортацию вряд ли пойдут без особой причины, с другой – они решили вести борьбу до победного конца и по такому случаю наняли крупного адвоката, Леона Уайлдеса.

Борьба Леннона за право оставаться и жить в США вовсе не значила, что он готов был идти на какой бы то ни было компромисс: в апреле 72 года Джон и Йоко выступили в Нью-Йорке на большом митинге, посвященном протесту против американских бомбежек Северного Вьетнама. Это все равно, как если бы в Москве году в 85-м на площади Маяковского состоялся бы митинг протеста против советских бомбежек афганских деревень. Естественно, к делу подключилось Федеральное Бюро Расследований. Агенты ФБР ходили на концерты Леннона, изучали стихи к его последним песням, ЦРУ прослушивало все телефонные разговоры из его квартиры. В секретной докладной записке говорилось тогда, что Леннона следует по возможности арестовать за хранение или употребление наркотиков, на основании чего его можно будет немедленно депортировать. До сего дня неясно, почему этим советом не воспользовались, потому что Джон курил в своей квартире марихуану, не таясь.

Адвокату Уайлдесу, однако, удалось затребовать информацию об этой антиленноновской кампании и добиться продления визы на шесть месяцев. Это автоматически меняло статус Джона и Йоко, потому что вместо гостевой прописки они получали временную. Это позволило Джону появиться на американском телевидении, пользуясь пресловутой тамошней свободой слова он с телеэкрана сообщил миллионам зрителей, что за ним ходят топтуны из ФБР и что его телефон и телефон его адвоката прослушивают. Правительство Никсона, по-видимому, недооценило того общественного резонанса, который могла вызвать тайная кампания против Джона Леннона. С одной стороны, Джон, безусловно, был популярнейшей фигурой и уже этим гарантировал себе симпатию, с другой – американцам было непонятно, как это человек не может жить там, где хочет. Кроме того, ранние семидесятые, если вы помните, были периодом растущего протеста против войны во Вьетнаме, годами Уотергейтского скандала и последующего «импичмента» Никсона, т. е. увольнения его с поста президента – короче, наши наступали широким фронтом. В таком вот общественном климате адвокат Леннона затевал против правительства США одно судебное дело за другим, отвоевывая позиции пядь за пядью. Четыре долгих года длилась борьба, и четыре года адвокат Леон Уайлдес звонил ежедневно, а то по два раза в день, чтобы сообщить об очередной удаче или неудаче. Постепенно в поддержку Леннона стали выступать такие люди, как мэр Нью-Йорка Джон Линдси, писатель Норман Мэйлер, епископ Нью Йорка Пол Мор, известная голливудская кинозвезда 20-х и 30-х годов Глория Суонсон и многие, многие другие. Наконец, в октябре 75 года апелляционный суд США пересмотрел английскую судимость Джона Леннона и все сопутствующие ей обстоятельства и признал ее для Америки недействительной. Однако потребовался еще целый год для того, чтобы Джон получил заветную «зеленую карточку» – которая на самом деле оказалась синей. На последнее судебное заседание, на котором решалась судьба Леннона, он пришел в строгом костюме и галстуке. Любопытно, что четырехлетняя борьба оказала влияние и на адвоката Уайлдеса – он, наоборот, перестал носить костюмы, перешел на джинсы и отрастил себе длинные патлы.

Рассказывая о борьбе Леннона за американскую прописку, мы не могли отвлекаться и не рассказали о серьезном событии в семейной жизни – о длительной, полуторагодовой отлучке Джона из семьи и временном распаде любовного союза. Осенью 1973 года произошли события, удивившие многих: Джон и Йоко разошлись. «Мы провели совместно семь лет, – сказал Джон тогда одному из приятелей, – и это была не просто обычная семейная жизнь, когда утром муж уходит на работу, а вечером возвращается – мы находились вместе 24 часа ежедневно. Так что, рано или поздно, размолвка должна была произойти». Однако, близкие к семье люди знали, что в последнее время характер у Джона стал трудным и вспыльчивым, что в периоды творческого застоя его покидала вера в свои силы. Он много курил, становился нервным, целыми днями мог просиживать в одиночку, запершись в своей спальне, при первой возможности пил, не соблюдая меры. Вспоминая этот период, Йоко признается, что временная разлука им обоим была необходима. «В разводе не было никакой нужды, – говорит она спокойно, – я знала, что в конце концов мы снова будем вместе». Йоко решила, что Джону нужно выгуляться, что если он хочет попить и покуролесить, то ему надо дать такую возможность – но при этом не упускать его из виду.

К тому времени Джон и Йоко переехали в квартиру в доме №1 на западной 72-й улице в Манхеттене, в престижном здании с окнами на Центральный парк, в доме под названием Dacota Building. В этой же обширной квартире они вели дела своей фирмы Lennono. Секретаршей компании была 22-х-летняя китаянка Мэй Пенг, уроженка Нью Йорка – аккуратная, трудолюбивая, преданная. Когда Джон и Йоко решили разойтись, то Йоко посоветовала Джону поехать в Калифорнию. Выехать за пределы Соединенных Штатов в то время он не мог – у него не было американских документов, и, покинув страну, он не мог бы вернуться. Кроме того – сказала Йоко – полезно узнать, что такое Лос-Анджелес. По совету Йоко, секретарша Мэй Пенг отправилась вместе с Джоном. Сделано это было по вполне практическим соображениям: Джон был совершенно не приспособлен к жизни, он никогда не водил в Америке машину, не умел купить продукты в супермаркете, не мог снести в прачечную белье, не знал, как заказать телефонный разговор и так далее. Посылая Мэй Пенг вместе с Джоном, Йоко не могла не понимать, что между ними, вероятно, возникнут интимные отношения, но она смотрела на это философски: «Пусть уж лучше он будет с Мэй, чем с разными златокудрыми почитательницами таланта». Йоко Оно также учитывала то, что Мэй Пенг не курила, не пила, не принимала наркотиков, была девушкой уравновешенной и неиспорченной. О том, что во время полуторагодовой размолвки у Джона и Мэй Пенг возникла связь, мы знаем из книги, которую Мэй Пенг потом опубликовала. Естественно, этим отношениям в книге придана романтическая окраска, которой, по мнению друзей Джона, встречавшихся с ними в этот период, вовсе не существовало. Не существовало хотя бы потому, что Джон поддерживал постоянную связь с Йоко по телефону, разговаривая с ней практически ежедневно.

Итак, вскоре после размолвки продюсер Лу Адлер предложил Джону и Мэй Пенг поселиться в его лос-анжелесском доме. Один из друзей Джона, известный диск-жокей и радиожурналист Эллиот Минц вспоминает, что три дня спустя после прибытия в Лос-Анджелес Джон появился у него на пороге в 10 утра со словами: «Вставай, вставай, никак до тебя дозвониться не могу!» Десять утра для Джона было ранней побудкой. «Когда же ты встал?» – спросил его Минц, на что Джон ответил: «А я еще и не ложился. Не поможешь ли мне дозвониться до Йоко?» Настроение у Джона было прескверное, по его собственному признанию, он чувствовал себя одиноким, отчужденным и несчастным, начал пить и попал в заколдованный круг: чем хуже было настроение, тем больше он пил, чем больше пил, тем хуже настроение становилось. «Как старый друг, – сказал потом Элиот Минц, – могу сказать о Джоне Ленноне одно: пить он совершенно не умеет!» Замечание Элиота Минца о том, что Джон пить не умеет, относилось к тому, что по собственному признанию Леннона, его организм был подорван наркотиками, и сопротивляемость алкоголю у него была низкая – он мог опьянеть от фужера вина и потерять над собой контроль. Вскоре в газетах стали регулярно появляться сообщения о пьяных выходках Джона: в клубе Трубадур на лос-анжелесском бульваре Заходящего Солнца он чуть не сорвал выступление, и его пришлось выставить: придя на концерт своего бывшего идола, Джерри Ли Льюиса, он за кулисами по пьяни начал целовать ему ботинки. Но пожалуй, самая скверная история произошла, когда Джон с музыкантами на записи своего альбома выпил русской водки. Видимо, водка попалась несвежая. Вернувшись домой, он пришел в неистовство и принялся крушить мебель, бить вазы, выбивать цветные оконные витражи и колошматить развешанные по стенам золотые пластинки, которые звукорежиссер Лу Адлер, хозяин квартиры, записал с разными известными исполнителями. Испуганная Мэй Пенг позвонила друзьям Джона, те немедленно приехали и уложили его в постель, привязав руки и ноги буйного к кровати. На следующее утро бузотер этого ничего не помнил. Пришлось ему заверить хозяина дома в том, что он оплатит все расходы по ремонту и восстановлению порушенного, и лично извиниться перед всеми друзьями, которых оскорбил по пьяному делу. После первой же недели в Лос-Анжелесе Джон начал регулярно звонить Йоко, упрашивая ее прекратить размолвку. Их разговоры иногда длились часами, но на его просьбы Йоко неизменно отвечала: «К возврату домой ты еще не готов».

Этот полутарогодовой период был для Джона несчастливым, но трагическим назвать его нельзя: у Леннона не было недостатка ни в деньгах, ни в друзьях, его питейными компаньонами были Гарри Нильсон, Кит Мун из группы The Who, басист Клаус Форман из его Plastic Ono Band, Ринго Старр и другие. Леннон побывал в Лас-Вегасе, испытал свое счастье игрока в рулетку и четыре месяца спустя, попивши и погулявши на юге, вернулся в Нью-Йорк, поселился в отеле. Экскурсии по питейным заведениям продолжались. Несмотря на такой казацкий образ жизни, Джон продолжал писать песни, и его альбом «Walls And Bridges – Стены и Мосты» относится именно к тому периоду. «Что значит – Стены и Мосты?» – спросил один из его приятелей, на что Джон ответил: «Стены – чтоб на них натыкаться, а мосты – чтобы их преодолевать», и добавил насмешливо: «Глубокая мысль!». По мере того, как шла работа над записью альбома, Джон все более приходил в себя, втягивался в трудовой ритм. Вскоре он выехал из гостиницы и вместе с Мэй Пенг поселился в небольшой двухкомнатной квартире. 1974 год был годом Уотергейтского скандала, и события эти захватили Джона целиком. «Страна, которая дает миру Уотергейтское дело, – сказал тогда Джон, – для меня страна Номер Один! Я не пропускал ни одного телерепортажа, это было просто невероятно». В 74 году в Америку с гастролями приезжал Джорж Харрисон, он привез документ, на котором не хватало подписи Джона. Это было окончательное соглашение о расформировании «Битлз». Джон, в принципе, не возражал, однако в назначенный час бумагу подписывать не стал – по совету его астролога, день был для деловых мероприятий неподходящим. Харрисон вначале осерчал, но потом старые друзья помирились. Приезжал в тот год в Америку и Пол Маккартни, общались с ним дружески. Но самой теплой была встреча с Элтоном Джоном, с ним Джон поехал в штат Колорадо на записи. Много лет назад Элтон работал в музыкальном издательстве Дика Джеймса в Лондоне, и именно в это издательство «Битлз» послали свои первые магнитофонные записи, тогда-то и произошло знакомство. Элтон принял участие в пластинке Леннона, в частности, в записи песни Whatever Gets You Through The Night. «Эта песня будет – номер один», – сказал тогда Элтон, но Леннон в ответ только рассмеялся. «Нет, – сказал он, – это невозможно, я здесь сейчас не в фаворе». Элтон побился с ним об заклад с условием, что если песня выйдет на первое место, то Джон Леннон примет участие в концерте Элтона, который был запланирован на 28 ноября 1974 года в Мэдисон Сквер Гарден.

Элтон оказался прав, и песня Whatever Gets You Through The Night поднялась на первое место американского списка, так что по условиям пари 28 ноября Леннон, заметно нервничая, стоял в кулисах Мэдисон Сквер Гарден перед началом концерта Элтона Джона. 20 тысяч собравшихся встретили Джона Леннона как народного героя. Элтон был другом семьи и, ничего не говоря Джону, он пригласил Йоко на концерт. Если бы Джон об этом знал, то вряд ли вышел на сцену, он бы слишком нервничал. После концерта за кулисы пришла Йоко. Несмотря на то, что они разговаривали по телефону чуть не каждый день, Джон и Йоко не виделись более года. Леннон был взволнован, как школьник. Встреча эта оказалась поворотной: в течение последующих полутора месяцев Джон несколько раз встречался с Йоко. Наконец, в январе 75 года в отеле Plaza за чашкой чая он объявил, что готов к возврату в семью, причем готов во всех отношениях. «Она научила меня всему что я знаю, – сказал тогда Джон Леннон, – уроки эту суровы, и я не всегда мог их вынести. Когда мы были в разлуке, именно я вел себя по-свински, не заботясь о том, что мои приключения появлялись в газетах. Йоко скучала по мне и любила меня, но ее жизнь была упорядочена. Я вернулся, но я вернулся в ее жизнь, а не наоборот», и (присущим ему юмором добавил: «Йоко и я с гордостью заявляем, что наша размолвка окончилась полной неудачей!» Любопытно то, что вскоре после воссоединения Джона с Йоко «Битлз» как музыкальное предприятие решением Верховного Суда в Лондоне было, наконец расформировано. Воспитательная мера, проведенная Йоко Оно с поистине самурайскими самопожертвованием и дисциплиной, увенчалась успехом – в семью возвратился непьющий, утихомиренный и укрощенный Джон Леннон переродившийся настолько, что после рождения сына он (готовностью взял на себя домашние обязательства, превратившись в домохозяина и предоставив Йоко веста все дела и осуществлять связи с внешним миром.

Уже через несколько недель, весной 1975-го года счастливый Джон рассылал открытки своим друзьям с посланием: «Еще один удар для вас – Джон и Йоко ж просто снова вместе, они беременны». Как Джон, так и Йокс давно хотели ребенка, еще в конце шестидесятых, ест помните, первая беременность Йоко окончилась неудачно Это произошло потом еще дважды. В начале семидесятые выяснилось, что супруги могут остаться вообще бездетными – из-за Джона. В 72 году они обратились к 95-летнему китайскому врачу, доктору Хонгу, специалисту по травам и иглоукалыванию. Теперь, три года спустя, известие о будущем сыне (Джон почему-то с самого начала был уверен, что это будет сын) коренным образом изменило его планы на будущее. Леннон дал себе слово на пять лет оставить музыку и целиком посвятить себя семейной жизни. Он начал запоем читать книги по уходу за младенцами, ходил с Йоко на врачебную физкультуру и всячески оберегал ее покой.

8-го октября 1975 года, когда Йоко уже лежала в роддоме в частной палате (в которой в свое время рожала Жаклин Кеннеди), позвонил адвокат Джона и сообщил, что американские власти дали согласие на «зеленую карточку» постоянную американскую прописку. Джон пригласил его в больницу и там, у постели Йоко, они все вместе разбирались в сложностях иммиграционных документов до полуночи. Е полночь настал день рождения Джона, а через два часа Йоко родила мальчика. Роды были трудными, ей делали кесарево сечение, переливание крови, роженица чуть не умерла. Все эти часы Джон, естественно, находился в больнице, он ждал, когда Йоко очнется от общего наркоза. К нему подошел дежурный врач. «Я люблю музыку «Битлз», – взволнованно сказал он, – позвольте пожать Вам руку!» «Идите Вы на три буквы! – взорвался Джон, – спасите лучше мою жену!» Несколько медсестер тоже подходили к нему и просили автографы, Джон был возмущен: «Они совершенно были как будто безразличны к переливанию крови у Йоко, к ребенку, в ТАКОЙ момент они просили у меня автографы!»

Несколько месяцев по возвращении домой квартира Леннонов была полностью закрыта для посетителей – Джон боялся какой-нибудь инфекции, кроме Джона и Йоко никто не имел права касаться новорожденного. Со всех концов света тем временем поступали поздравительные письма и телеграммы, многие из них с шутками по поводу того, что супругам удалось родить сына в день рождения Джона, но Джон по этому поводу был настроен совершенно серьезно: «Ребенок, – сказал он, – сам выбирает время, место и семью, в которой он родится; Йоко не просто родила Шона, он был дан нам через нее, как чудо, как подарок». «Ну, – сказала Йоко своему мужу вскоре после возвращения из больницы, – я носила ребенка девять месяцев, произвела его на свет, теперь – твоя очередь». По обоюдному согласию, Йоко занялась финансовыми делами семьи, ее контора помещалась в том же доме, в другой квартире внизу, принадлежавшей Леннонам, а Джон приступил к своей новой роли домашнего хозяина. Через четыре месяца после рождения Шона и Джона истек контракт с фирмой EMI, и несмотря на предложение компании, Джон решил контракта не продлевать. Таким образом, впервые за последние 15 лет он оказался свободным от каких-либо обязательств и был предоставлен самому себе. Он кормил ребенка, мыл его, купал, одевал, читал ему книжки, играл с ним. Больше всего Джон не любил менять пеленки, однако он и это делал сам. Все это тем более удивительно, если учесть, что семья Леннонов к тому времени держала в штате около 20 человек обслуживающего персонала.

Полное имя мальчика было ШОН ТАРО ОНО ЛЕННОН, Джон настоял, чтобы одно из имен было японским, ТАРО – это имя, аналогичное ирландскому ШОН, английскому ДЖОН или русскому ИВАН. Джон также хотел, чтобы его сын вырос настоящим интернационалистом, поэтому у него было не только два имени, но рождение его было зарегистрировано в Нью Йорке и в Лондоне и он, соответственно, получил как американское, так и британское подданство. Крестным отцом Шона стал Элтон Джон.

Тем временем, деловая женщина Йоко переживала трансформацию. До того времени она была совершенно не материалисткой – отчасти потому, что ее мать в свое время упивалась роскошью и любила показывать дочке свои драгоценности, у Йоко как бы выработался иммунитет, невосприимчивость к стяжательству, но приступая к исполнению своей новой роли, Йоко поняла, что ее прежнее отношение к деньгам будет мешать работе. Необходимо было менять психологический настрой. «Я занялась медитацией, – говорит Йоко, – я представила себе богатства мира – бриллианты, шелка, произведения искусства, – причем попыталась представить это не так, как раньше, а с любовью. Джон, как бы почувствовав это, сразу купил мне бриллиантовое ожерелье, и если раньше я бы сказала – зачем это все нужно? – то на этот раз я отметил для себя красоту и поблагодарила Джона». Одним из первых решений супругов было то, что семейные капиталы должны вкладываться в то, что не вредит природе – никаких акций химической и нефтяной промышленности, но для начал они стали постепенно скупать квартиры в своем же доме.

Если вам удастся когда-нибудь посмотреть фильм Роман Поланского Rosemary's Baby – «Ребенок Розмари», обратит внимание на место действия фильма, он снимался именно этом многоквартирном доме на 72-ой Западной улице. Стать жильцом этого ЖСК нелегко, решение о продаже каждой квартиры принимает выборный домовой комитет, и многим известным даже кинозвездам и разным богатеям в свое врем было отказано, но семья Леннонов пользовалась доброй славой, поэтому против их кандидатуры возражений не было. В конце концов, супруги приобрели пять квартир с общим количеством в 34 комнаты. Когда Йоко спросили – зачем им столько квартир, она ответила: «Вы знаете, Джон и я всегда хотели жить в собственном доме». Покончив с квартирами Йоко перешла к сельскому хозяйству, вскоре в штат Вирджиния и в штате Нью-Йорк было приобретено четыре фермы общей площадью в 1600 акров, т. е. 640 га, для выращивания разных культур, а также 250 племенных коров голштинской породы. Надо сказать, что потом одна из этих коров с продуктивностью в 24 тысячи литров молока в то) была продана на сельскохозяйственной ярмарке за 265 тысяч долларов, что по тому времени было мировым рекордом. Раз или два в неделю с семейных ферм в Нью-Йорк доставлялись свежие продукты, полученные чисто природным путем, без химических удобрений. Неподалеку от Нью-Йорка, на острове Лонг-Айленд, семья купила дачу, дом с видом на Атлантический океан. Рядом с дачей была пришвартована купленная по случаю 20-ти метровая океанская яхта под названием Isis – «Изида» и шлюп, который Джон назвал Strawberry Fields. В южном штате Флорида, в курортной жаре Ленноны приобрели пляжное поместье, построенное в 1919 году и в свое время принадлежавшее семейству заносчивых Вандербильдов. Кроме обычной приемной и гостиных, в здании было семь спален, пять комнат для прислуги, крытый и открытый бассейны и собственный 50-метровый отрезок океанского пляжа.

Чем больших деловых успехов добивалась Йоко, тем более безоговорочно ей верил Джон. Принимая очередное деловое решение, Йоко всегда советовалась с несколькими астрологами, нумерологами и гадателями на картах таро. Более того, комбинация звезд и знаков Зодиака для всех вновь принимаемых в семейный штат или даже новых знакомых тщательно проверялись астрологами. Бывали дни, в астрологическом отношении благоприятные для дел, бывали дни, когда Йоко не подписывала никаких бумаг, дни, когда нельзя было совершать никаких поездок или вступать в контакт с людьми с неподходящими звездами.

В июне 77 года вся семья поехала в Японию, где Ленноны-Оно провели пять месяцев, в поездке их сопровождал старый приятель Эллиот Минц. Джон вел строгий и здоровый образ жизни, совершенно не пил, занимался спортом, йогой, совсем отказался от сладкого. Япония произвела на Джона большое впечатление. На обратном пути Йоко проверила нумерологические таблицы и пришла к выводу, что домой нужно лететь раздельно, причем сама она вылетела прямым рейсом в Нью-Йорк, а мужа с приятелем и сыном послала кружным путем: Токио, Гонконг, Дюбай, Франкфурт и только потом – Нью-Йорк. Элиот Минц вспоминает, что Джон никогда не был с ним так откровенен, как во время этого 26-тичасового перелета, тем более, что за сыном присматривала нянька, а по обе стороны сиденья были свободны. Во время перелетов Джон и Йоко обычно покупали не только два соседних места, но и два впереди – с тем, чтобы на них никто не сидел. «Таким образом, – сказал Джон, – я по крайней мере гарантирован, что сидящий рядом не будет спрашивать: а когда «Битлз» снова соберутся вместе?»

В течение первых двух лет после рождения Шона Джон вел жизнь затворника, редко даже отвечал на телефонные звонки, но после возвращения из Японии он переменился. Сыну исполнилось два года, и в свете материальных успехов матери Джон решил применить к нему свою теорию «обратного материализма». Теория состояла в том, что сам Леннон и миллионы ему подобных росли в надежде, что однажды они смогут купить себе первую машину, свой первый дом, первый костюм, свою первую гитару и т. д. – завтрашний день связывался с надеждами на благополучие. «Я не хочу, – сказал Джон, – чтобы мой сын рос потребителем». Поэтому Шону было предоставлено все, что только он мог пожелать, причем в самом раннем возрасте.

Посещение знаменитого нью-йоркского игрушечного магазина «Шварц» могло единовременно обойтись Джону в несколько тысяч долларов, огромные деньги тратились на различных роботов, на самые последние компьютерные игры. Теория Леннона сработала: в возрасте восьми лет самым важным для его сына Шона была коллекция собранных им самим камушков, его главным увлечением – собирание редких раковин на берегу океана. Кучи дорогих игрушек, электрические автомобили и поезда, разные модели Шона к тому времени уже не интересовали.

В августе 80 года Джон решил отправиться на своей яхте «Изида» в сопровождении пяти человек команды на Бермудские острова. По пути яхта попала в шторм, половина экипажа вышла из строя из-за морской болезни, и Джону самому пришлось вставать за штурвал. Он отправился в это путешествие, чтобы отдохнуть от домашних забот, но вместо этого каждый день названивал домой. Часто случалось, что Йоко была занята деловой встречей и телефонных звонков не принимала. Такой поворот событий вдохновил Джона на написание песни I'm Losing You – «Я Теряю Тебя» , он спел ее на следующий день по телефону. За этой песней последовала другая, он ее тоже проиграл по телефону, на что Йоко ответила, что у нее тоже есть новый материал, который она тут же исполнила. По возвращении домой выяснилось, что у супругов набралось около 20 песен, готовых к записи. Название для пластинки Джон придумал еще на Бермудских островах, в местном ботаническом саду, где растет цветок под названием Double Fantasy – «Двойная Фантазия», название это как нельзя лучше отражало суть новой пластинки.

Впервые за много лет записывали не для какой-нибудь пластиночной фирмы, а для себя. Всем музыкантам, участвовавшим в записи, Йоко поставила условие – никаких крепких спиртных напитков, никаких наркотиков. Во время перерывов из ресторана приносили японскую еду, одно из небольших помещений при студии оборудовали в комнату отдыха для Джона и Йоко – туда была поставлена кое-какая мебель из квартиры, развешаны картины с тем, чтобы и Джон и Йоко чувствовали себя как дома. Когда смикшировали достаточно песен для долгоиграющей пластинки, Джон стал подумывать о том, кому предложить законченную ленту, ему не хотелось вновь связываться с крупной корпорацией. Много фирм проявляли интерес к новым записям, но почти все они хотели эти записи сначала прослушать перед тем, как сделать деловое предложение. Джон подобное положение считал для себя оскорбительным и на предварительное прослушивание из принципа не соглашался. Пластинка, в конце концов была выпущена фирмой Geffen, руководитель которой Дэвид Геффен согласился принять ленты и подписать контракт, так сказать, вслепую.

К моменту выхода в свет пластинки Джону исполнилось 39 лет, после долгого периода умеренной и здоровой жизни, вегетарианства и путешествий он был в великолепной форме – как физически, так и умственно. Он был полон планов на будущее, по крайней мере еще две долгоиграющих пластинки были в заделе, в 81 году он собирался пересечь на своей яхте Атлантический океан и выступить с коротким турне в Великобритании, затем в Гамбурге и трех основных американских городах. Леннон ясно отдавал себе отчет, что многие рок-герои, рано ушедшие из жизни – Элвис Пресли, Джими Хендрикс, Брайен Джонс, Джанис Джоплин и другие – стали своеобразными жертвами созданных ими самими легенд. Джон не хотел быть героем рок-н-ролла, не хотел прожигать жизнь, он собирался использовать рок-музыку для выражения своего нового повзрослевшего «Я», своих новых устоявшихся взглядов. «Художник, – сказал Джон, – поначалу свободный, постепенно становится рабом созданного им самим образа художника, и многие, таким образом убивают себя. Говорят, что жизнь начинается в сорок лет, и я в это тоже верю, я живу с интересом – а что же будет дальше?» Одна из песен на пластинке Double Fantasy называется Just Like Starting Over – «Как Будто Начиная Снова», и вот, отмечая выход пластинки в свет, Йоко подарила Джону золотые часы, на крышке которых было написано: «Джону. Как будто начиная все снова, с любовью Йоко».

После выхода альбома Леннон попал в старую музыкальную колею: сочинение новых песен и запись их шла почти безостановочно. 8 декабря 1980 года, проведя в студии звукозаписи около пяти часов, вечером, без десяти одиннадцать, Джон и Йоко возвращались домой. Джей Хэстингс, двадцатисемилетний портье, восседавший в вестибюле дома, обитом дубовыми панелями, вышел из своей загородки, чтобы открыть Леннонам дверь. Когда Джон вошел в подворотню, его окликнул молодой человек в очках. «Господин Леннон?»- спросил он и, не дожидаясь ответа, выпустил в Джона пять пуль из револьвера 38 калибра. Джон, шатаясь, поднялся на шесть ступенек и рухнул на полу вестибюля. «В меня стреляли, в меня стреляли», – сказал он. Хэстингс нажал кнопку сигнализации, связанную непосредственно с полицейским участком, через две минуты приехала машина, полицейские, решив не ждать скорую помощь, доставили Джона в больницу имени президента Рузвельта. Врачи пытались массировать сердце Джона, но это не помогло – он умер от потери крови.

Весть об убийстве буквально потрясла весь мир, радиостанции многих стран транслировали музыку Леннона, в памятных для Джона местах, особенно в Нью-Йорке, у его дома, стали собираться тысячные толпы, не расходившиеся ни днем, ни ночью. Убитая горем Йоко постригла в знак траура волосы и передала журналистам и почитателям Леннона короткую записку: «Джон любил и молился за всех людей, сделайте для него то же самое». Позже, по просьбе Йоко, четыреста тысяч человек, собравшиеся в Нью Йоркском Центральном Парке, почтили смерть Джона десятиминутным молчанием.

Всю свою жизнь Джон Леннон отдавал себе отчет в значении для себя цифры 9. Родился он 9 октября 1940 года, его сын Шон родился в тот же день, 9 октября 75 года. Менеджер «Битлз», Брайен Эпштейн впервые пришел посмотреть ребят в ливерпульский клуб КАВЕРНА 9 ноября 61 года, и их первый контракт с фирмой EMI был подписан 9 мая 62 года. Джон познакомился с Йоко Оно 9 ноября 66 года, квартира Джона и Йоко расположена на Западной 72 улице (семь и два в сумме – девять), и номер их первой квартиры был тоже 72. Интересно, что в студенческие годы, в Ливерпуле, Джон ездил в художественное училище на автобусе номер 72. Среди песен Джона есть несколько, в название которых включена цифра 9. Revolution 9 – «Революция Девять», Number 9 Dream – «Мечта Номер Девять» и One after 909 – «Следующий за 909». Эти песни он написал в доме своей матери, доме номер 9 по улице Newcastle Road. Адрес его тетки, Мими, был: улица Panorama Road, дом 126 ( один два и шесть в сумме дают девять). Джон шутил даже, что одна из его самых значительных песен – Give Peace A Chance в припеве содержит девять основных слов. В именах «Джон Оно Леннон» и «Йоко Оно Леннон» буква «О» встречается девять раз, наконец, Джон был убит в 10.50 по нью-йоркскому времени 8 декабря 1980 года, в Великобритании в этот момент было на пять часов больше, там уже наступило 9 декабря. Тело Джона было доставлено в больницу имени Рузвельта, расположенную на Девятой Авеню.

После смерти Джона Йоко попросила обслуживающий персонал все предметы в квартире, мебель, картины и фотографии оставить на том же месте и в том же положении, где они были при его жизни. Почти три месяца Йоко провела, запершись в своей спальне, глядя в окно на Центральный Парк, куда она часто с Джоном ходила на прогулки, питалась одними грибами и курила. В конце концов, Йоко решила с квартиры не съезжать, все здесь ей напоминало о Джоне, она чувствовала его невидимое присутствие.

За два месяца после смерти Джона в Дакота-билдинг со всего мира пришло более 250 тысяч писем, письма продолжали поступать и потом.

В 82 году убийца Леннона, Марк Дэвид Чапман, написал Йоко из своей одиночки строгого режима, спрашивая разрешения на написание своей биографической книги с тем, чтобы доходы с нее пошли на благотворительные нужды. Если Йоко возражает, писал Чапман, он книги этой писать не станет. Письмо вызвало у Йоко много слез, отвечать она на него не стала, но решила письмо сохранить из исторических соображений, как она сказала, для будущих поколений.

В своем завещании Джон оставил половину своего состояния Йоко – а оно оценивалось в момент его смерти примерно в 150 миллионов долларов (кроме того, около пятидесяти тысяч долларов поступает ежедневно в виде авторских гонораров), а вторая половина была оставлена для создания благотворительного фонда.

Помимо этого фонда, сама Йоко тоже занимается благотворительностью: в 83 году она продала семейные фермы и пляжное поместье, пожертвовав около пяти миллионов долларов детским домам во всем мире. В числе их был и ливерпульский детский дом «Strawberry Fields», вдохновивший Джона на написание песни.

Городское управление Нью-Йорка, желая почтить память Джона Леннона, выделило в Нью-Йоркском Центральном Парке территорию для создания мемориала под названием Strawberry Fields. Йоко написала главам государств во всем мире с просьбой прислать растение, камень или минерал, которые могли бы представлять эту страну в мемориале «Стробери Филдз». На ее просьбу откликнулось сто двадцать шесть государств. 21 марта 84 года мэр Нью-Йорка Эд Коч торжественно открыл этот мемориал.

Джон Леннон был не просто гениальной личностью, он был человеком редкой принципиальности, абсолютной честности и огромной неутомимой энергии. Он был человек прямой, остроумный, легко ранимый, простой, романтик в душе – за все эти качества его и полюбили миллионы людей. Леннон был философом двадцатого века, подавшим пример гуманизма, человеком, смотревшим в будущее. Музыка Джона Леннона и дух его остаются с нами. Во всяком случае – со мной.

Рейтинг: 0Голосов: 02443 просмотра
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!